Сергей Чобан, Владимир Седов

30:70. Архитектура как баланс сил

© С. Чобан, В. Седов, 2017

© С. Чобан, иллюстрации, 2017

© Е. Габриелев. Оформление, макет серии, 2017

© ООО «Новое литературное обозрение», 2017

Предисловие

Наверное, многие спросят: а зачем вообще появилась эта книга? Существуют тысячи великолепных монографий, посвященных истории архитектуры. Архитекторы, представляя себя заказчику, уже не собирают судорожно составленные в брошюру фотокопии своих зданий и проектов, а кладут как само собой разумеющееся на стол книгу с запечатленными постройками, выпущенную в одном из известных издательств. Ежегодно выпускается ворох материалов, где современный архитектурный процесс отражен в мельчайших подробностях. Но эта книга – не о том.

Эта книга – достаточно личное, но в то же время всеми силами старающееся быть объективным рассуждение на тему: а чем же является для культуры сегодня современная ей архитектура? Радикально отказавшись за последние сто лет от очень многого, но и приобретя многое, в первую очередь за счет ускоряющегося развития технологий, сегодняшняя архитектура в корне отличается от того, что принято было называть архитектурой еще сто лет назад и ранее. В чем это отличие и осознает ли общество «неархитекторов», да и архитекторов тоже, причины и следствия этого отличия? На эти вопросы я так и не смог найти ответа ни в прочитанных мной книгах или интервью моих коллег, ни в околоархитектурных дискуссиях, за которыми внимательно слежу и в которых по мере сил участвую. Именно поэтому я рискнул пригласить очень уважаемого мной публициста и историка архитектуры Владимира Седова участвовать в написании этой книги, в которой мы постараемся взглянуть на развитие архитектуры прошлого, на кардинальный перелом в этом развитии, который произошел в 20-е годы XX века, как бы с другой стороны улицы, отстраненно, как ученые, которые стараются описать уже существующее и всеми видимое, но, по всей вероятности, не вполне осознанное явление. И, конечно, мы постараемся дать прогноз: что же надо приобрести и развить современной нам архитектуре, для того чтобы не растерять безусловные завоевания архитектурной эстетики XX–XXI веков? Что нужно для того, чтобы научиться создавать яркие городские ансамбли, в которых не только отдельные здания-иконы, построенные на основе современнейших технических и эстетических достижений и являющиеся сегодня главным результатом архитектурной революции XX века, но и окружающие их гораздо большие по объему элементы рядовой застройки приблизятся к качеству тех исторических городов, которые мы охотнее всего посещаем как туристы и в которых нас поражает огромное количество ошеломляющих своей красотой построек никому не известных архитекторов прошлого?

Парадный фасад Гранд-канала напротив Рыбного рынка. Венеция, 2010

Мне всегда нравится путешествовать по городам не с архитекторами. Путешествуя с архитектором, ты заранее знаешь и свои реакции на то или иное здание, и реакции собеседника. Историческая архитектура, скажем до 1920-х, будет восприниматься как некая череда более или менее интересных памятников. Отношение к этим памятникам будет как к следам древних цивилизаций: это впечатляет, но непонятно, как, кем и, главное, зачем это сделано. Рядом с этими зданиями у меня лично возникает ощущение, что они созданы инопланетянами, которым были известны неведомые нам сегодня точные технологии работы с деталями и которые покинули нашу планету, оставив нас в неведении – как продолжить и развить их уникальное знание. Видя архитектуру 1920–1930-х или 1950–1960-х годов, архитекторы будут восхищенно осматривать намеренно минималистические детали и формы хотя и сравнительно недавно построенных, но либо полуразвалившихся, либо с ощутимым трудом поддерживаемых в надлежащем виде объектов довоенного и послевоенного модернизма. Современная архитектура будет существовать в глазах коллег в своем дословном воплощении только что появившегося и именно этим интересного новшества – сродни полосе новостей в интернете. То есть архитектура, построенная 10 лет назад, в массе своей уже вряд ли кого-то заинтересует, так как технологии создания деталей с тех пор заметно ушли вперед. А в актуальных постройках в основном будут поражать особенно точно и по последнему слову техники и моды решенные стыки, сопряжения материалов и форм.

Разнообразие деталей сомасштабных фасадов на Гран-плас в Брюсселе. 2013

Обилие профессиональных премий, выставок и изданий формирует стойкое ощущение, что абсолютно всем членам общества архитектура должна нравиться только потому, что уже признана кланом ее создателей. Тогда как на самом деле неархитекторы рассматривают и воспринимают города совсем по-другому. Я люблю вести диалог об архитектуре с неархитектором, например, проезжая вдоль фасадов Елисейских полей в Париже или гуляя по Берлину. Даже посредственные здания, построенные до 1920-х годов прошлого века, как правило, нравятся или по крайней мере становятся из-за своих многосложно украшенных фасадов предметом дискуссии. Когда же спрашиваешь собеседника о зданиях 1950–2000-х годов, то за редким исключением получаешь недоуменный взгляд в ответ: «А где здесь архитектура? Чему тут нравиться?» Исключение составляют лишь наиболее экзальтированные представители сегодняшней архитектуры, как правило резко выделяющиеся не только другим материалом – стекло, бетон, – но и самой формой. У других современных построек практически нет шансов быть замеченными, хотя, казалось бы, очевидно, что подчеркнуто контрастные по отношению к своему окружению здания нуждаются в насыщенном деталями окружающем архитектурном ландшафте, как сложный по форме древесный гриб нуждается в живописном стволе дерева, на фоне которого он и достигает желаемого острого контраста.

Я учился на архитектурном факультете в Санкт-Петербурге, а это, конечно, город с экстремально превалирующей исторической средой. Причем тебя окружает сравнительно недавняя история, создатели которой являются безусловными героями и титанами в сознании каждого из петербуржцев. Несмотря на это, в институте ее преподавание происходило абсолютно отдельно от преподавания того, что считалось современной архитектурой. Я прекрасно помню, что даже не задавался вопросом: а можно ли было бы создать сегодня здания, сравнимые по красоте с исторической архитектурой, которая окружала нас непосредственно: мы учились в замечательном здании XVIII века, первом здании эпохи классицизма в Петербурге. Ежедневно проходя сквозь удивительный в своей торжественности входной холл с двумя расходящимися парадными лестницами, мы шли в классы-мастерские, чтобы спроектировать очередной сарай со стоечками и балочками. Даже разговаривая дома в кругу семьи, я часто слышал: «Ну да… Как раньше сейчас построить, конечно, уже нельзя, но нужно постараться сделать лучшее в предложенных условиях». Мы ходили рисовать архитектурные этюды в исторических кварталах и в интерьерах Петербурга и смотрели на объекты нашего рисования как на следы древней цивилизации, которые оставили невесть откуда взявшиеся и куда улетевшие, видимо навсегда, инопланетяне. То есть, повторюсь, никто из нас не ставил перед собой, и, главное, наши учителя тоже не ставили перед нами задачу: попытаться сделать что-то сравнимое по своей красоте (именно красоте – сегодня почти непонятное никому, как будто запрещенное слово) с тем, что нас ежедневно окружает. Из тогда запрещенного для посещения заграничного окружения наша библиотека получала книги и журналы, в которых мы с удивлением видели, что мир не только движется по пути упрощения форм и исчезновения деталей, но и стремительно развивает технологии, результатом которых становятся постройки нехарактерных для зданий прошлого форм, скульптурные объекты необычного звучания.